Вспышка новой коронавирусной инфекции потребовала от органов здравоохранения многих стран введения превентивных мер, в том числе изоляции, для снижения риска распространения COVID-19. Эти меры способствовали развитию сильнейшего стресса у населения и опасений, связанных со здоровьем.

Известно, что эпидемии служат источником серьезных проблем с физическим и психическим здоровьем, приводя к формированию негативных эмоций, нарушению обычных привычек, режима сна (циркадных ритмов) [1]. Однако существует дефицит доказательных данных, характеризующих нарушения сна в условиях пандемии. Текущие исследования COVID-19 также уделяют мало внимания изучению факторов риска бессонницы [2, 3]. В связи с этим французские сомнологи провели анализ распространенности инсомнии и факторов ее развития в период пандемии [4].

В исследование вошли 556 взрослых (75,5% женщин) в возрасте от 18 до 87 лет, 48 из которых были инфицированы COVID-19. Опрос проводился с 3 по 16 мая 2020 года с помощью анонимных онлайн-анкет. Участники заполнили опросники «Индекс тяжести бессонницы» (ISI - Insomnia Severity Index) и «Шкала субъективного ощущения одиночества» (UCLA - University California. Los-Angeles) [5, 6], а также предоставили информацию о социально-демографических характеристиках, психическом и физическом состоянии здоровья, стрессовых событиях, связанных с COVID-19.

В общей выборке средний общий балл ISI составил 9,2, при этом 19,1% соответствовали диагностическим критериям клинической бессонницы (ISI ≥ 15). В отличие от более ранних исследований [7], ни пол, ни место проживания не были связаны с серьезностью бессонницы, но уровень образования играл значение. Люди со средним и высшим образованием более чем в два раза были подвержены большему риску развития клинической бессонницы по сравнению с теми, кто обучался в магистратуре или имел ученую степень. Кроме того, высокий уровень беспокойства по поводу COVID-19 (OШ = 1,39, 95% ДИ: 1,09–1,78), заражения вирусом (OШ = 0,43, 95% ДИ: 0,19–0,97), ранее существовавшего психического заболевания (OШ = 1,22, 95% ДИ: 1,12–1,33), а также одиночество (ОШ = 0,41, 95% ДИ: 0,23–0,72), - повышали вероятность диагностирования клинической бессонницы.

Ученые подчеркивают, что продолжающаяся пандемия вызвала всепоглощающее беспокойство, связанное со страхом заражения, а на уровне общества - со здоровьем, экономическим и финансовым кризисом. Эти факторы оказывают существенное влияние на привычки и качество сна. Беспокойство вызывает неконтролируемое когнитивное возбуждение, которое служит одним из основных механизмов, вызывающих тревогу, нарушения регуляции сердечного ритма и сна [8]. Авторы подтвердили установленную взаимосвязь между нарушениями сна и различными психиатрическими и медицинскими состояниями. Однако в этой модели оказалось, что люди с историей психических заболеваний подвержены большему риску. На основании результатов опросника UCLA авторы пришли к выводу, что плохое межличностное функционирование и одиночество создают весомые предпосылки для развития клинической бессонницы в условиях COVID-19 [9].

Автор: Денис Банный

1. Brooks S.K., Webster R.K., Smith L.E., Woodland L., Wessely S., Greenberg N., Rubin G.J. The psychological impact of quarantine and how to reduce it: rapid review of the evidence. Lancet. 2020;395(10227):912–920.
2. Huang Y., Zhao N. Generalized anxiety disorder, depressive symptoms and sleep quality during COVID-19 outbreak in China: a web-based cross-sectional survey. Psychiatry Res. 2020 doi: 10.1016/j.psychres.2020.112954.
3. Rossi, R., Socci, V., Talevi, D., Mensi, S., Niolu, C., Pacitti, F., et al., 2020. COVID-19 pandemic and lockdown measures impact on mental health among the general population in Italy. An N=18147 web-based survey. medRxiv preprint doi:10.1101/2020.04.09.20057802.
4. C.K. Kokou-Kpolou, O. Megalakaki, D. Laimou и M. Kousouri. Insomnia during COVID-19 pandemic and lockdown: Prevalence, severity, and associated risk factors in French population. Psychiatry Res. 2020 Aug; 290: 113128.
5. Morin C.M. Guilford Press; New York: 1993. Insomnia: Psychological Assessment and Management.
6. Russell D.W. UCLA Loneliness Scale (Version 3): reliability, Validity, and Factor Structure. J. Pers. Assess. 1996;66(1):20–40.
7. Voitsidis P., Gliatas I., Bairachtari V., Papadopoulou K., Papageorgiou G., Parlapani E. Insomnia during the COVID-19 pandemic in a Greek population. Psychiatry Res. 2020;289
8. Kalmbach D.A., Cuamatzi-Castelan A.S., Tonnu C.V., Tran K.M., Anderson J.R., Roth T., 2, Drake C.L. Hyperarousal and sleep reactivity in insomnia: current insights. Nat. Sci. Sleep. 2018;10:193–201. doi: 10.2147/NSS.S138823.
9. Griffin S.C., Williams A.B., Mladen S.N., Perrin P.B., Dzierzewski J.M., Rybarczyk B.D. Reciprocal effects between loneliness and sleep disturbance in older Americans. J. Aging Health. 2019 doi: 10.1177/0898264319894486.

PM-RU-2020-11-1454